Немного фикрайтерского

[dr-chase]

Преодоление трудностей
Автор: Iselilja ( тюленяша)
Фэндом: биатлон
Размер: мини
Пейринг: Эмиль Хегле Свендсен/Тарьей Бё
Жанры: слэш, ангст, психология
Рейтинг: PG-13

Маленькая бильярдная в частном доме была уютной и, казалось, так и манила к себе своим тёплым светом молочного цвета ламп над столом. Однако же в этот вечер там был всего один человек, сбежавший от гула разудалого традиционного празднества норвежской сборной — был день рождения одного из тренеров, и вся по-семейному дружная сборная собралась в честь этого.

Только лишь Тарьей Бё был совершенно не в настроении праздновать — вручив подарок и чуть скомканно, но всё же искренне поздравив виновника торжества, взял вручённый улыбчивой Сюннёве бокал шампанского и, воровато оглядевшись, улизнул в полуподвальное помещение, где и располагалась небольшая комнатка с бильярдным столом и мягкими коврами в виде шкур животных по углам. Она идеально подходила для того, чтобы уединиться со своими мыслями, пусть в его состоянии это и было далеко не лучшим выходом... Но встречаться глазами, касаться, улыбаться — натянуто, с недостоверной претензией на искренность — было бы ещё хуже.

Тоска душила.

Тарьей отхлебнул глоток шампанского и, поморщившись, отставил бокал, взяв в руки кий и оглянувшись в поисках мелка. Натерев кончик, он снял с шаров треугольную форму и, примериваясь, качнулся к столу — играть он не умел совершенно, но это ли было важно в момент, когда хотелось просто механически занять чем-то руки и забыться? Моральное самочувствие было попросту отвратительным, будто что-то душило, но не снаружи, а именно изнутри. Тяжесть на душе всё копилась и, видимо, сочла, что именно сегодня следует достигнуть апогея, свалившись полным грузом.

Бё-старший ударил вслепую, глухо выругался и уткнулся лбом в деревянный край стола, со свистом втянув воздух сквозь сжатые зубы.

Сказать, что было хреново — ничего не сказать.

Но, стоило лишь раз прикрыть глаза, перед ними вставала до тошноты идеальная картина — Эмиль, улыбающийся, обнимающий Саманту, говорит что-то о своём новом доме в Осло, что приглашает всех-всех-всех, а Тарьея дёргает за рукав стоящая рядом Кристин, взволнованная тем, что он не говорит ни слова, а он просто смотрит на Свендсена, точнее, на его шею. В расстёгнутом вороте белой рубашки виднеется привычный кулон в виде стойки с мишенями, прямо в до боли знакомой ямочке между ключицами — теперь он носит его совсем редко, будто только в честь самых главных случаев, а у Тарьея каждый раз возникает ощущение, что он жёстко его провоцирует, потому что знает, как на него это действует. Не может не знать.

Кристин, отчаявшись уже, казалось, получить ответ, проводит тонкими пальчиками по его щеке, и это действует, как холодный душ — он вздрагивает и отработанным, машинальным жестом обнимает её за талию, улыбаясь так, будто его фотографируют для модного журнала.

— Конечно, мы обязательно придём, — он кивает, глядя прямо в глаза Эмилю, и тот почему-то отводит взгляд, в то время как Гримстад облегчённо вздыхает и целует его в ухо.

Такая привычная и родная, такая своя, такая... чужая.

Превратности судьбы.

Именно в этой позе, захваченного мыслями и воспоминаниями, его и нашёл главный виновник такого состояния.

— Тарьей... — тихо позвал его Свендсен, осторожно входя в комнату, дверь которой, как назло, явно была хорошо смазана и не издала ни единого звука, который мог бы предупредить его о незваном госте. Пытаясь это как-то компенсировать, Бё сделал вид, что просто выцеливал, и ещё раз ударил — опять же без малейшего успеха. Реплику Эмиля он оставил без ответа.

— Ты чего тут один? — так же негромко спросил тот, приближаясь со спины — это чувствовалось, даже не нужно было оборачиваться, кожа сразу шла мурашками.

— Голова болит, — пожал плечами Тарьей, искренне надеясь, что этого хватит, и Эмиль уйдёт — так наивно, будто не знает его характера. Будто вообще возможно забыть то, что выучено наизусть не от мозга, а от сердца.

— Я же вижу — что-то не так, — настаивал Свендсен, но Тарьей к этому моменту уже взял себя в руки, чуть повернувшись и бросив через плечо:

— Играть не получается, не могу поставить удар, — и передёрнул плечами, как бы говоря: да, я вру, но чем ты это докажешь?
И Эмиль — непривычно, неожиданно — проявил небывалую тактичность, сойдя на поданную тему.

— Тебе помочь? Я неплохо играю...

— Ну попробуй, — фыркнул Бё, и подавился воздухом, когда к его спине прижался твёрдый торс, обтянутый только лёгкой тканью, так знакомо, и от этого вдвое больнее, а на ударную руку легла уверенная рука, слегка погладив сразу покрывшееся мурашками запястье тёплыми пальцами.

— Вот так, смотри, плавно отводи кий... — горячий шёпот щекотал шею и мочку уха, с треском ломая всё, что помогало держаться, он уничтожал все остатки здравого смысла.

— Да, так... и теперь наноси удар... — с каждым произносившимся словом шевелящиеся губы были всё ближе, и в момент касания кия о биток коснулись шеи, и через это касание будто передалась бесконечная нежность, ощутимая физически — невозможно было сопротивляться ей, все мышцы будто обмякли, превращаясь в податливый согретый дыханием пластилин. Весь мир в этот момент сконцентрировался вокруг стола, в который Тарьей упирался ладонями, теряя равновесие и волю, пока тёплые губы зацеловывали шею, нежную кожу за ухом.

Свендсен чуть отстранился, и Бё сам потянулся за ним, разворачиваясь и уже без малейшего колебания принимая поцелуй, отвечая так, будто от этого зависела вся жизнь — эти чувства были так знакомы, так болезненно желанны, что скулы сводило просто от того, как кончик языка вновь проходился по нижней губе.

И именно это чувство и отрезвило. Тарьей резко отвернул голову, будто сбегая от ласковых касаний, и постарался вывернуться из сильных рук, в чём ему сильно помог эффект неожиданности — Эмиль особо не сопротивлялся, удерживая, и руки легко соскользнули с талии, подарив ещё больше мурашек. Сердце билось так, что его удары, казалось, отдавались не только в голове, но и в каждой конечности. И тем сложнее было заставить себя не смотреть в лицо и развернуться к двери в попытке уйти.

— Тарьей...

Только не оглядываться. Не смотреть в глаза.

— Что? — интонация вышла настолько отстранённой, что даже пугала.

— Ты... мне нужен.

Удар ниже пояса вышел на славу. Бё раньше даже не думал, что "сердце обливается кровью" — это не просто метафора, а очень даже ощущается физически, но держаться надо было до конца.

— Прости, так будет лучше, — ещё более отстранённо. И шёпотом, так, чтобы не прочиталось по губам — "и ты мне нужен, очень".

Каждый шаг ощущался, будто кусок железа, отрываемый от мощного магнита, и закрыть за собой дверь комнаты оказалось нисколько не проще. А уж натянуть на лицо максимально искреннюю улыбку, входя в гостиную, где шумело празднество, и вовсе показалось непосильным трудом.

Но ведь в том и суть большого спорта — преодоление трудностей.

И боли там тем паче предостаточно.